ЗВЕЗДА


ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ МАССОВАЯ ГАЗЕТА ПЕНОВСКОГО РАЙОНА ТВЕРСКОЙ ОБЛАСТИ

О редакции Контакты Архив статей Архив номеров
Главная Жизнь района   домой написать нам письмо поиск

След войны в моей семье

11.06.10 (№23)

Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война,
Ведь эта память – наша совесть,
Она, как воздух, нам нужна.

Р.Рождественский.

Мое самое первое детское воспоминание связано с войной, когда она вошла в наш дом, в наш быт. Теплый солнечный день лета сорок первого. Мне около четырех лет. Папа, Петр Васильевич Пушкарев, несет меня на руках и говорит что-то ласковое. Мы идем по Советской улице к поезду провожать его. Внезапно началась бомбежка, первая бомбежка Пено. Мы спрятались в магазине, что тогда стоял на Советской улице. Потом слезы прощания у поезда. Вместе с папой в Кронштадт, на фронт, уезжали дядя Ваня Малявкин, дядя Ваня Капитонов и другие, всего 12 моряков. Мои воспоминания-размышления не будут носить хронологической последовательности, не будет и дат. Это те моменты людского горя, которые память моя пронесла более полвека. ФРОНТ приближался. Многие уезжали. Бабушка Иринья, тетя Клава, Шура и их дети эвакуировались на Урал. Мы остались в Пено… Участились бомбежки, в одну из которых меня, спящую, засыпало стеклом. Нарастало чувство тревоги, страха перед неизвестностью, перед врагом. Волнение взрослых передавалось и детям. ...Немцы в Пено. Я сижу на крыльце, играю. Гитлеровские солдаты выносят из дома диван. Я возмутилась, закричала, что это наш, попыталась схватить солдата за ногу, но сильный удар подкованного сапога ниже спины подкидывает меня вверх, как мяч, и я под хохот солдат падаю за крыльцо, где меня и подбирает мама. Горькая первая встреча с унижением и человеческой несправедливостью.

Часто сидим в подполе, прячемся. Наша молодая, красивая мама ходит в отрепьях и мажет лицо сажей. Как-то мой брат Вова крикнул: «К нам идут немцы!». Мы моментально оказались в подполе. Сидим тихо. Над головой грохот, стук, открывают крышку подпола, кричат, чтобы мы вылезали. Со страхом поднимаемся. Тут же резкий удар по голове прикладом автомата опрокидывает Вову снова в подпол, и он падает на большой камень, что служит ступенькой. Мы плачем от страха и жалости. Лающим громким голосом солдат орет: «Партизан! Коммунист!», тыча пальцем в большую фотографию, что висела на стене. На ней папа в форме военного моряка крейсера «Парижская коммуна» снят вместе с мамой. (До сих пор эта фотография у нас на видном месте, только поблекли цвета). Метнув взгляд в открытый безмолвный подвал, немцы уходят, пригрозив вернуться и всех расстрелять. Вова недвижим. Плачем. Мама быстро одевает меня и семилетнюю сестру Люсю. Меня сажает в большую бельевую корзину, велит молчать и не высовывать голову. Прикрывает корзину тряпьем и – за спину. Берет Люсю на руки и быстро убегает на озеро, сказав по пути соседу дяде Тимофею, что идем на мызу (Вселуки) к тете Наде и что она вернется за Вовой. У тети Нади согреваемся. Все плачут. Жалко Вову, думали, что его убили. Каково же было наше удивление, а радость неописуемой, когда ночью Вова, замерзший, в кровоподтеках и синяках, постучал в дом тети Нади. Придя в себя, он долго лежал в подполе, а потом пошел к соседям. Дядя Тимофей Миролюбов велел ему спрятаться, а ночью показал дорогу и сказал, где нас найти. Подгоняемый страхом и болью десятилетний мальчик шел один зимней ночью по озеру. В войну дети взрослели быстро… Начались наши мытарства по деревням. Мы скрывались в Кустыни, Слободе, Быках, на Красном Покатище, в Ширково, Медведеве. Жили где придется: в сараях, банях, землянках, домах. Помню большой дом в лесу. Нас много – детей и взрослых, спали на полу все вместе. В войну люди держались друг друга. Общая беда сближала. Вместе с войсками возвращаемся в Пено. Над поселком дым. В воздухе гарь. Горело большое деревянное здание моторфлота (оно было напротив нашего дома на улице Советской), горели дома Светловых, Фокиных, Николаевых, дяди Сергея Котова, дяди Вани Федорова. Слезы, крики! Столько горя! Отступая, немцы бросали в дома бутылки с зажигательной смесью. Тетя Матрена Анисимова, вбежав, успела набросить одеяло на пламя – дом свой спасла. Подойдя ближе, не поверили своим глазам. Без единого стеклышка, но дом наш цел! Войдя, увидели две бутылки с горючей смесью, но они не дали огня. Мама плакала от радости, что стены, крыша целы, и за это чудо наша неверующая мама стала благодарить лик Николая-чудотворца. Когда-то этой иконой маму-невесту благословила ее бабушка. Так эта икона и висела в красном углу нашего дома, разграбленного и продуваемого. Жуткая картина тех дней. Мы с мамой на столе и истошно кричим от отвратительного зрелища. Огромное стадо крупных, иссиня-черных отъевшихся крыс не спеша двигается по дому. У мамы в руках кочерга, но они, похоже, нас не боятся, а мы заходимся в крике… В нашем доме – солдаты. А в бане – полевая кухня. Мама просит не выбрасывать остатки. А собирает их в большой бак. Позднее, когда уйдут солдаты, из этого прокисшего месива мама приготовит какие-то лепешки, смазывая сковороду солидолом и долго выдерживая в русской печи. Потом в нашем доме разместился военный трибунал. В сарае сделали блиндаж: огромные бревна в три яруса, сверху засыпанные землей, а из подпола – выход в огород, дальше – болото, кустарники. Со слов Вовы и мамы я знаю, что здесь допрашивали пойманную у вокзала советскую радистку. (Ее привели солдаты. Недалеко от вокзала во время войны была водонапорная башня, рядом с которой валялись большие трубы. Начался налет, бомбежка. Спасаясь, немцы решили спрятаться в этих трубах, где в это время радистка передавала сведения о частях, прибывающих в Пено). Наступила весна. Нужно было сажать огород. Но картошки для посадки нет. Дед Зайцев, что жил на Моховой, дал нам мелкую-мелкую картошку на условиях половины урожая. Мама соглашается. Мне и Люсе Володя раздобыл маленькие саперные лопатки. Вот и копали мы вручную большой огород. Уборка в доме, прополка тоже была на наших детских плечах. Какие же длинные-длинные борозды, политые потом и слезами! Но зато у нас было озеро! Грязные, измученные, плюхались мы в теплую чистую воду и купались до синевы, до зубной боли. А выбегая из озера, зарывались в горячий янтарный песок, и блаженное тепло разливалось по всему телу. Я думаю: сколько детей войны и послевоенного времени спас от болезней и подлечил этот берег. Берег ребят с Советской, Красноармейской и других улиц! Гена, Костя, Толя Салтыковы, Валя, Вова Фроленко, Вова Лущенков, Саша Миролюбов, Нина Градусова, Тамара Козлова, Вова Иванов – да разве всех перечислишь?! С довоенного времени здесь стоял катер «Товарищ» (немцы написали на нем «Бродяга»). С этого катера мы ныряли, в нем играли. А в ясный день на фоне чистого неба были видны позолоченные купола Вселукской церкви. Все это вселяло тихую светлую радость и щемящее чувство любви и благодарности к этой земле закладывалось в детские души. Летом было сытнее. Помню, мы ели разную траву, особенно любили «заячью» капусту, кислицу, крапиву. Ягоды, грибы – все было подспорьем. Как-то нам с подружкой Манечкой Миролюбовой попался жмых, и мы грызли эти маслянистые плотные кусочки. Съели, видимо, слишком много для детских желудков – Манечка умерла… Валентина СЕРДЮК, п. Пено Окончание следует

Командир п/о «Истина» Юрий Тарасов

Все права защищены.
©2008 Редакция газеты «Звезда»